Решили мы как-то с Олегом Голдуевым поработать с одной моделькой с апрельского кастинга‘2007. Моделька была софтовая, поэтому был смысл поснимать простеньких сюжетов ради фильмов для всяких телеканалов.
Заехали за ней и отправились за город, на природу. Надеялись обнаружить место близко к Москве, но с наскока найти не получилось. Тады поехали туда, куда всегда.
Пить водку она начала ещё в Люберцах, на выезде из Москвы. Пьянством по причине тяжёлых жизненных обстоятельств она гордилась. Бойко болтала по-турецки и постепенно перешла на любимую тему – тюремное заключение своего «любимого». Его посадили в Турции за торговлю кокаином.
Будучи москвичкой она говорила по-русски аж с акцентом. Часто отвечала по-турецки, хотя я спрашивал по-русски. Объяснялось это просто – она провела долгое время в Турции, где и собиралась замуж, пока кандидата в мужья не приняли. Принимали жениха с пафосом. Будущую модель тоже продержали 5 дней в тюрьме, о чём она каждые 20 минут нам напоминала, причём весь день.
Включила у себя на мобильнике заунывную трещащую мелодию про «боль в душе». Скоро у меня заболело левое ухо, а после и вся голова.
На автозаправке спросила у меня телефонный аппарат и стала названивать в Турцию. Обещала компенсировать деньги, обманула. Позвонили из Турции. Вышел на свободу «друг» её «любимого» и это нашу модель растрогало, депрессия сгущалась.
По прибытии выяснилось, что у неё 1 день менструация. Торчавший хвостик «Тампакса» в нужный момент всё время выскакивал и ломал кайф. Она выла и скулила иногда подпивая водки. На месте она стоять не могла, выскальзывала из освещённой зоны, хрен сфотографируешь.
То ей было жарко. То ей надо было воды. То была недовольна, что вода тёплая. «Фанту» пить не хотела, ей непременно надо было отнять у меня бутылку колы. На вопрос типа «а в Турции не жарко?» отвечала, что в Турции 25 градусов, в то время как в Подмосковье целых 35.
То она потеряла трусы и пыталась заставить Голдуева их искать. Я хотел снимать в светлом платье, а она настаивала на чёрном, мятом. Я говорил, что платье надо бы погладить, но она кричала, что гладить такое платье нельзя, ибо расплавится. Помаду мазала неряшливо, заходя краями за губы. Красной помады вообще не было. Я заставлял её делать причёску, косички, менять бижутерию. Девушку это возмущало, она решила, что у меня «недоброе сердце». А доброе было у Голдуева, ибо тот ничего не требовал.
Морду лица она всё время морщила, я устал повторять ей про улыбку. Позировала скудно, я учил, но она не врубалась. Как маятник наклонялась в ненужную сторону сгибаясь как от погибели, хотя я 20 раз повторил, что так не надо делать. Зато красиво прогибаться не хотела, тьфу ты чёрт.
Дюжину раз читала молитвы. 60 раз за день упомянула Аллаха. По её мнению Бог и Аллах – одно и то же. Аллах вместе с Ангелом управляют реальностью, а я ни хрена не понимаю. Потому, что она провела целых 5 дней в турецкой тюрьме, а я там ещё не был.
