В общем, мне очень хотелось бы рассказать, как я познакомился с ветераном Великой Отечественной войны одноногим и одноглазым дедушкой Вениамином, который в 1985 году убил за измену с одноруким и одноухим ветераном Корейской кампании дедушкой Егором свою бабушку Мирьям, в виде дневной няни поучаствовавшей в моем взрослении и воспитании. Но этот период как-то незаметно выпал из моей жизни, и, стал малозначителен. Тем более, что примерно в 1986 году семья наша в виде папы, мамы, старшего брата, меня и кошки Муренки, через день задавленной насмерть дверью купе, выехала из закрытого для иностранцев города ордена Ленина Красноярска в город-герой Ленинград.

Помимо гибели Муренки, чей трупик с рыданиями и почестями был заботливо запихан отцом в дыру вагонного унитаза, трехдневная поездка на поезде в Ленинград запомнилась мне также первым цветным эротическим сном. Снилась голая одногруппница по детскому садику Лена Щепочкина. В сарьяновских цветах.

Вернее даже не так. В первую очередь, снилось мне вооруженное восстание в детском саду, которое возглавлял я в мотоциклетной папиной каске и на белом коне. Мы с боем захватили помещение садика, и повесили на шкафчиках своих воспитателей. Ненависть! Роджер Вотерс форевер!

После боя же мне в качестве трофея досталась та самая Лена Щепочкина. 5 летняя девочка в совершенно голом виде и с волосатым крестиком на месте влагалища. Именно так я в то время представлял себе женские половые органы. Так где-то на перегоне под Екатеринбургом началась моя полноценная половая жизнь, о которой когда-то спустя много лет Вера Смолякова скажет легендарное: «Первый раз вижу такой большой хуй».
Ленинград оказался большим грязным городом, пахнущим сырым камнем и прокисшей мочой. Под землей к этому многообразию примешивался запах жженой резины. Фраза «Осторожно, двери закрываются. Следующая станция «Московский проспект» стала для меня «Сезамом», открывающим двери в этот чудный и огромный город - мы жили в Авиагородке.

Мы жили в Авиагородке, и у меня не было кедов и спортивного костюма. И лыж у меня тоже не было. И коньков. И обруча. Я был очень неспортивным и толстым мальчиком. У меня была синяя братова куртка и летчицкий шлемофон. В них я ходил в школу. В первый класс. Меня любила учительница, Марина Станиславовна. Честно говоря, я охуел от ее отчества. Я считал ее чем-то вроде близкой родственницы.

Учительница любила меня, но меня не любили одноклассники. Очень сложно, когда ты толстый и тебя не любят одноклассники. Еще хуже, когда у тебя нет лыж, кед и коньков. И ранец старшего брата. И ты покупаешь в магазине полбулки хлеба и килограмм картошки. И у тебя плоские красные солдатики. И ты приехал из города, о котором никто никогда не слышал. И у тебя все время чирьи на коленках, но никто не приходит к тебе в гости. И твой лучший друг – врун. Он придумал себе ракету. В ней он по ночам вместе со мной летал на Луну. Нам никто не верил. А мы верили друг другу. Тяжело тебе было, Макс Шерстнев? Добрым всегда тяжело.

Один мальчик – Ваня Филипов из параллельного класса сошел с ума и всем на перемене показывал свою первоклассную (он был первоклассником) письку. Взрослые говорили, что он гбиционист и ему надо в спецшколу. Это происшествие навсегда отвратило меня от гомосексуализма. Я до сих пор стесняюсь показывать прилюдно свои гениталии. Вот что значит психическая травма в детстве.

В Ленинграде вообще-то было много интересного. Например, фильм – «Лермонтов». В нем рассказывалось про жизнь Лермонтова. А в конце фильма показывали большое такое дуло дуэльного пистолета. Тогда мне было не очень радостно, но сейчас приятно, все-таки, что сняли советские режиссеры такой фильм, где, пусть даже в самом конце Лермонтов умирает.

Еще в Ленинграде были рокеры. Но не те, которые на мотоциклах. А те, кто поет и играет рок. Мой брат сказал маме, что группа «Алиса» пела песню «Хайль Гитлер - на другом берегу». Вот ведь гандоны - эта группа «Алиса»?

Братик в свое время оберег меня и от группы «Кино». Эти зажравшиеся корейские суки, оказывается, раздевались на сцене, чего, конечно мне после информирования мамы увидеть мне было не суждено.

Однажды, все в том же Ленинграде я чуть не утонул, два раза обкакался на уроках, был принят в октябрята, пел песню «с какого парень года, с какого парохода, и на каких морях, ты побывал моряк», покупал булочки по 7 копеек, избил Элика из Норильска, ходил в библиотеку на улице Бассейной, посетил театр «Эрмитаж», поверил Толику с армянской фамилией Борисенко, что ЕБАТЬСЯ – плохо, выучил слово ХУЙ и покурил сигарету «Космос». Этапы большого пути.

Сегодня я чрезвычайно горд собой, что уже в те времена, в восьмилетнем возрасте я придерживался марксисткого подхода в исторической науке, был приверженцем материализма и влюблялся исключительно в девочек. Так, к примеру, в Алису Селезневу – Гостью из будущего. Премудростям онанизма в то время я был не обучен, поэтому сублимировал сексуальную энергию в стихи про воробья и весну, кровавые рисунки с рыцарями и монголами и тройку по природоведению. В общем, если быть честным, сегодняшним своим талантом и тягой к прекрасному (природоведению, в том числе), я обязан именно сексу, которого у меня так и не было в 8-9 лет и Фиолетовому Фломастеру.

Кто-то в те годы учился убивать людей в провинции Хост, я же обнаружил удивительные вкусовые качества гудрона.

О боже, каким же потрясением было для меня известие о том, что Ленин какал.

Я много думал в те годы.

Вероятно, (сейчас плохо помню, но уверен, что это было именно так) я прекрасно понимал, что страна, Великая империя, идет к развалу, злобные западники проталкивают план Джексона-Питерсона (или чотам), а Мишка Горбачев – безвольный человек. Думаю, в те годы, я даже мог предсказать любой путч гораздо лучше самого Шеварднадзе. Только мне на хуй не надо было.

Психапатриев